Алексей Кондратенко ЕВГЕНИЙ ГОРБОВ

Евгений Константинович Горбов родился 9 марта 1906 года, в местечке Теплик Гайсинского уезда Каменец-Подольской губернии (Западная Украина). Его отец происходил из рода елецких купцов (сам Евгений в советское время стандартно указывал в анкетах: «из мещан»), был сидельцем в казённой винной лавке, умер в год рождения сына. После смерти мужа мать Евгения Горбова переехала в Елец, работала здесь в казённой винной лавке, в годы первой мировой войны – в госпитале, после Октябрьской революции – в различных учреждениях Ельца. Умерла в 1929 году.

До 14 лет Евгений учился, а потом стал ещё и работать рассыльным, сторожем в садах, грузчиком, плотником, ремонтным рабочим на железной дороге. В школе его учителем был Михаил Пришвин, который читал ученикам свои произведения. Пришвину Евгений Горбов принёс свои первые стихи…
Разнорабочим он был до весны 1926 года, когда пришёл в елецкую уездную газету. Спустя годы вспоминал: «Мне нравилась вечная сутолока и напряжённость редакционного дня – этот лихорадочный скрип перьев, телефонные звонки, шелест подшивок. Нравилось выбегать из редакции и с деловым видом, хрустя и поскрипывая изгибами недавно купленной кожаной куртки, мчаться куда-нибудь за материалом».

В личном листке по учёту кадров сотрудника «Орловской правды» Горбова значится: «апрель 1926 – апрель 1927 – инструктор елецкой уездной газеты “Красное знамя”», «август 1928 – июнь 1934 – зав. промышл. отделом окружной, а впоследствии районной газеты “Красное знамя”» А это значит, что в период закрытия уездной газеты в Ельце Горбов почти полтора года оставался безработным. По всей видимости, в такие трудные времена и начал он писать прозу.

Искренний интерес к журналистике, первые литературные опыты сближали молодых сотрудников елецкой редакции рубежа 1920-х – 1930-х годов. Одним из коллег Горбова здесь был будущий писатель Николай Алексеевич Задонский (1900-1974). Вообще Елец оставил заметный след в судьбе автора «Дениса Давыдова». Он родился в Задонске, но уже с десяти лет учился в Ельце в частной гимназии А.Ф. Павловского (в ряде документов она именовалась тогда 2-й Елецкой гимназией). Отец – Алексей Николаевич Коптев, удачливый купец и задонский городской голова, хотел приобщить сына к торговому делу, однако строптивый гимназист Николай ушёл из семьи в 1916 году, найдя приют в Ельце. Здесь он поступил наборщиком в типографию, с 1917 года стал подрабатывать репортёрством в газете «Думский вестник». В мае 1919 года Николай Задонский зарегистрировал в Ельце брак. В то время он был уже штатным корреспондентом уездной газеты «Соха и молот».

Иван Торопов, который из редакции газеты «Орловская правда» в августе 1928 года приехал в Елец вместе с новоиспечённым редактором окружной газеты Н.Л. Кошубой, вспоминал, что заведующим отделом культуры и быта редакции был назначен Николай Задонский – весьма опытный и умелый, по сравнению с другими сотрудниками, журналист: «Секретарём редакции работал Тихон Осипов, крестьянский отдел возглавлял неутомимый труженик Фёдор Шаталов, в штат входили способные литературные сотрудники Д. Болучевский, Е. Горбов, К. Французов. Но Николай Задонский выделялся среди всех нас не только потому, что уже имел десятилетний журналистский стаж. Мы все отдавали должное его культуре и природной одарённости. Он писал фельетоны и очерки – с большим знанием дела, острым, точным языком. Он заражал всех нас в высшей степени активным отношением к жизни, переполнявшим его самого жизнелюбием. Ведь, должно быть, не всё и не всегда было гладко в его личной судьбе. Но я не видел его расстроенным, не слышал из его уст сетований и недовольств. Как раз напротив: восторженно, даже с некоторым преувеличением, – как мы все понимали – от энтузиазма, богатого воображением и умения увидеть в, казалось бы, обыденном черты нового, прогрессивного, он рассказывал о жизненных явлениях и фактах, о людях и их труде. Не могу сказать, что Задонский был «добреньким дядечкой». Пожалуй, он скорее был «ершистым», не стремился к «контактности» и к тому, чтобы «ладить» или «не ладить» с людьми. Когда дело касалось бескультурья, хамства, бездарности, особенно в литературе или журналистике, он становился резок и непримирим» .
Добавим к этим воспоминаниям то, что отдел партийной жизни в «Красном знамени» возглавил Лев Райскин. Осипов вскоре вернётся в «Орловскую правду», а Кошуба, Шаталов, Райскин спустя несколько лет станут сотрудниками газеты «Коммуна». В Воронеж переберутся и Задонский с Горбовым.

Газетная работа становилась явно не по мерке широкой натуре Задонского. Например, найдя интересный сюжет (строительство крестьянами собственной гидроэлектростанции), он решил написать о своём замысле будущей пьесы А.М. Горькому. Живой классик предложил для начала переработать газетную заметку в небольшую статью для журнала «Наши достижения». Вскоре очерк Задонского появился на страницах этого издания, началась работа и над пьесой. Начинающий писатель стремился создать вокруг себя среду людей творческих, ищущих свой путь в литературу. Характерно, что идея создания в Ельце литературного кружка пришла в голову не только Задонскому. В архиве Орловского музея И.С. Тургенева сохранились письма студента елецкого рабфака Василия Истомина в Воронеж одному из руководителей Ассоциации пролетарских писателей Ивану Искре, которые показывают, с чего начиналось объединение молодых елецких литераторов. В феврале 1929 года Истомин писал: «У нас сейчас при Центральной библиотеке-читальне работает литгруппа, в которой я секретарём, дела идут вперёд. Состав группы до некоторой степени подходящий. Количество пока 15 человек, некоторые кое-где печатаются в газетах» . Спустя месяц городской активист информировал старших товарищей: «Наша литгруппа «Октябрь» начинает работать. Чувствуется спайка, подобран хороший состав, на некоторых есть надежда, так что литстраницу будем выпускать регулярно своими силами».

С приходом в литературную группу «Октябрь» Николая Задонского она обрела вторую жизнь и стала базироваться в редакции, более того, все были уверены, что собрал её именно заведующий отделом культуры окружной газеты. И. Торопов вспоминал: «Она была создана Задонским вовсе не потому, что все её участники имели литературную одарённость. Николай преследовал цель – привить нам хороший литературный вкус, познакомить с новинками советской литературы, повысить культурный уровень газеты. На собраниях литгруппы мы обсуждали произведения местных авторов, изучали статьи А.В. Луначарского по вопросам искусства и театральной жизни».

Именно тогда Горбов стал работать над своей первой повестью «Чёрный князь». В ней, впрочем, как и во многих других его произведениях, отразились работа в редакции, газетные будни. «Чёрный князь» по сюжету весьма схож с «Испытательным сроком» Павла Нилина (однако повесть о молодом милиционере вышла в свет на два десятилетия позже). Но особенность прозы Горбова заключалась не столько в фабуле. Новый автор сразу обратил на себя внимание особой лиричной интонацией – она была необыкновенно редка в 1930-е годы… «Чёрный князь» был опубликован в журнале «Подъём» в 1934 году и читатели без труда могли узнать в одном из главных персонажей (причём в персонаже отрицательном) Заволжском… Николая Задонского. Вот каким предстаёт перед читателем этот сотрудник редакции уже на первых страницах повести:
«С шумом распахнулась дверь. В комнату вошёл, вернее сказать, влетел стройный, довольно пригожий с виду и ещё молодой человек, с коричневым портфелем под мышкой. Ничего похожего на ветерана или могикана – это была сама современность, воплощённая в образе человеческом, – стремительная, яркая и бьющая в глаза, как реклама. Клетчатое, похожее на дирижабль, кепи с длиннейшим козырьком, золотистый галстук, модные туфли и отпущенные, выхоленные ногти. Глаза ясные, немного насмешливые, продолговатое лицо и карминовые, чёткого рисунка губы.

Он вошёл не просто, а с забавной ужимкой, притопывая и пританцовывая на ходу; в одной руке у него была папироса, а в другой, поднятой выше головы, сотрясался блокнот» . «Писал он крупным, косым и угловатым почерком, быстро, как машинистка, почти не задумываясь, ничего не исправляя и не перечёркивая. Лицо его приняло холодное выражение, в глазах появилось что-то цепкое, хватающее, ястребиное: сейчас нацелюсь и клюну. И длиннейший козырёк его кепи навис над листом бумаги, как настороженный и хищный ястребиный клюв».

Горбов не жалел слов, чтобы показать идейные и эстетические позиции своего коллеги:
– Дети мои! Не засоряйте мозги! Голова журналиста должна быть свежа, как лилия, и чиста, как майская росинка. Она должна вибрировать при малейшем дуновении жизни, как вибрирует струна гитары, когда в комнате чихнёт кошка. Пусть ветер жизни свободно бьёт под черепную коробку, не беда, если он занесёт туда кое-что лишнее. Всё это рассосётся. Это – жизнь. И ещё совет: читайте. Читайте всё, даже и бульварную литературу. Берите какую-нибудь сугубую декадентщину: Северянина, Сологуба, смакуйте Уайльда, всякий там ренессанс, мезальянс… Это – пища богов, утончённое пиршество ума.

Рассказывал он очень живо, с лёгкой иронией, поводя перед собой белой, выхоленной рукой. Чаще всего это был рассказ о какой-нибудь весёлой проделке из мира беспутной газетной богемы. Он умел занять, один беглый штришок, ловкая недомолвка, слегка приподнятая бровь или скользкая полуулыбка в углу рта иногда давали его слушателям больше, чем самая последняя фраза. Он владел голосом как музыкальным инструментом, заставляя его в совершенстве передавать сложную и уклончивую игру полунамёков и умолчаний. У него была любимая тема: превосходство ловких людей над людьми малоподвижными, ненаходчивыми, из породы, как он часто выражался, «дубовых голов».
Когда рассказ приближался к развязке – торжеству ловкачей над простаками, его голос звучал озорством, ударения становились твёрже и крепче, и тонкая колючая издёвка слышалась в этих ударениях. Ребята слушали и, послушные музыке голоса, ясно видели всех этих мешковатых и вялых людей, тугих на смекалку, как они озадаченно моргали глазами, морщили лбы или раздумчиво клонили свои смешные, нехитрые головы.

– В житейской борьбе, – говорил Заволжский, – всегда берут верх юркие, худощавые, нервные и желчные люди. Могучее сложение, бычья шея и грузная поступь – это верные признаки беспомощности. Вы заметьте, какая безнадёжность и уныние загнанного, затолканного животного видны в глазах у всех сильных, и какая уверенность в своём превосходстве часто видна у тщедушных и хлипких».

Летом 1934 года Горбов переехал в Воронеж (в ряде энциклопедических справочников ошибочно указан 1936 год). Здесь трудился сначала заведующим сектором пути, а затем ответственным секретарём в газете ЮВЖД «Вперёд», с 1935 года – в газете Московско-Донбасской железной дороги «За образцовую магистраль» заведующим отделом культуры. В писательском архиве сохранилось несколько документов тех лет. Это, например, циркулярное письмо от 11 октября 1934 года – имя адресата вписано, подписи авторов напечатаны: С. Друян , начальник политотдела строительства железной дороги Москва – Донбасс, и О. Кретова, председатель правления Воронежского Союза писателей СССР (за неё расписался в конце документа другой человек):

«Политотдел магистрали Москва – Донбасс и Правление Воронежского Союза писателей просят Вас прибыть на совещание по вопросам об организации литературной вылазки в связи со сдачей в эксплуатацию первой очереди строительства.

На повестке дня

1. О ходе строительства.

2. Содержание литерат. вылазки.

Совещание состоится 13 октября ровно в 6 часов вечера в политотделе, комната № 220, 2-й этаж (пр. Революции, Управление строительства Москва – Донбасс)».
Чуть менее месяца спустя составлен второй документ – приказ № 116 по редакции газеты «Вперёд» от 5.XI.1934 г. (сохранилась копия):
«Тов. Горбов, зав. сектором пути редакции газеты «Вперёд», проявил инициативу и организованность в работе сектора и обеспечил высокое качество сдаваемого сектором в печать материала.

Тов. Цвирнке, зав. бюро расследования, добилась существенных успехов в постановке учёта и расследования корреспонденций, активно борясь за действенность рабкоровского письма.

В день XVII годовщины Великой Октябрьской революции отмечаю упорную работу тов. Горбова и тов. Цвирнке, объявляю им благодарность и премирую двухнедельным окладом каждого.

Приказ объявить на торжественном заседании.

Ответственный редактор Тарский».

Особенно информативен следующий документ – о передаче документов от увольняющегося Горбова новому секретарю железнодорожной многотиражки. Здесь, в частности, упомянут Б.Д. Живоглядов – будущий писатель Борис Дальний:

«Акт
1935 года мая 20 дня я, Горбов Евгений Константинович, передал дела секретаря редакции газеты «Вперёд» Рыбину К.В.
Передана печать редакции, четырнадцать трудовых списков на тт.
Цвирнке И.А.
Чоба Т.Н.
Борисова В.Д.
Козорезова А.В.
Мирошкина Е.И.
Галкину Л.И.
Гречкину Е.П.
Зотова И.А.
Зайцева И.Г.
Соколову Л.Н.
Живоглядова Б.Д.
Киселёва Л.М.
Фролова М.В.
Кроме этого, принял список с расписками на выдачу пропусков на право прохода по путям Юго-Восточной железной дороги на семь человек и пропуск № 80180 на имя тов. Гальнева Н.П.
Сдал (подпись)
Принял (подпись)».

В договоре между Воронежским книгоиздательством (главный редактор М. М. Подобедов) и Горбовым № 180 от 14 октября 1936 года об издании рассказа «Борода Аарона» (1 п.л., 600 рублей за авторский лист) упомянут адрес Горбова в Воронеже: Утюжок, 6-й этаж, комн. 24.

Что стало причиной возвращения писателя из Воронежа в Елец в 1937 году? Вполне возможно, что это было стечение обстоятельств – и семейных, и редакционных. Но можно предположить, что к отъезду подтолкнула атмосфера недоверия и доносительства того времени. Горбов оставил нам в рукописи неопубликованного романа «Невидимое миру» такую зарисовку. Днём позвонили в редакцию, попросили зайти в местный отдел НКВД к такому-то сотруднику. Во время встречи журналисту «доходчиво» объяснили, какие сведения о газетчиках он должен принести через несколько дней. Горбов попытался отделаться просто списком работников редакции с указанием их… прозвищ в коллективе. Итак, описание последовавшей вскоре новой встречи с вербовщиком (его Горбов называет «человеком-крысой»):

– Тут – все, – ответил я как только мог непринуждённо.

– Да нет… Вы должны были написать о настроениях в редакции, кто чем дышит, о чем говорят. Разве тебе не объяснили?».

Проходит несколько дней, следует новая встреча:

– Поймите меня, пожалуйста,.. – говорил я торопливо, боясь, что он меня перебьёт. – Коллектив у нас маленький, дружный, все работают с полной отдачей сил. Никаких антисоветских настроений и поступков у нас не может быть. Все люди проверенные, политически зрелые». Горбову повезло – его на время оставили в покое, в редакции, по всей видимости, действовал уже другой осведомитель, а вскоре Евгений Константинович и вовсе уехал из города.

В Ельце Горбов работал ответственным секретарём газеты «Сигнал» местного отделения Московско-Донбасской железной дороги. Когда по условиям военного времени издание прекратило выпуск, Евгений Константинович в январе 1942 года перешёл в «Орловскую правду» (редакция была эвакуирована в Елец), работал заведующим промышленным отделом. Вместе с областной редакцией вернулся в освобождённый Орёл. Вот как вспоминали о Горбове коллеги по редакции: «Внешне это был человек, ничем особенным не примечательный. Мундштук с сигаретой «Новость», заурядная одежда. Очень был какой-то непрактичный, непробивной. Ершистый, задиристый по характеру, он почти не умел определять свои произведения в печать, отстаивать их, пробивать себе дорогу в издательствах».

Произведения Горбова печатались в Орле, Воронеже, Москве. В 1945 году он был принят в Союз писателей СССР и стал на учёт в воронежском отделении союза. 28 декабря того же года бюро Орловского обкома ВКП(б) рассмотрело вопрос о создании бюро областной литературной группы. В постановлении говорилось: «Для собирания творческих сил и организации работы с молодыми писателями утвердить бюро областной литературной группы в составе: Горбова Е.К., Батова И.Г., Ермак Б.А., Деркачёва И.З., Рослякова В.П., Чернова А.З. Ответственным секретарём бюро областной литературной группы утвердить члена Союза советских писателей т. Горбова Е.К.»

Вторая половина 1940-х годов стала для Горбова периодом активного творчества. Сборник повестей «Мирные жители» принёс ему широкую известность, хотя на волне «разоблачений» Ахматовой и Зощенко обличительное эхо докатилось и до Орла. Появились совершенно необъективные, злые заметки о Горбове литературных критиков – и в «Орловской правде», и даже в толстых журналах. Так, Е. Бобровская и Н. Четунова напечатали обзор «О рассказах Е. Горбова» в журнале «Октябрь» (1947, № 10). Очевидно, что речь шла не о рассказах, а о повестях, но эта «ошибка» была частью общего уничижительного замысла: Горбова ругали за отход от линии партии, за интерес к маленькому человеку и т.д. Правда, звучали и примирительные нотки: «Судьба его дальнейшего писательского развития будет зависеть от того, пойдёт ли он дальше по трудному, но единственно верному пути социалистического реализма, на который он ещё очень неуверенно вступил в «Мирных жителях», или же вернётся на проторенную дорогу «непосредственных ощущений», пассивного подчинения неизжитым индивидуалистическим тенденциям».

Заметим, что, скорее всего авторам той публикации спустя несколько лет было отчего краснеть за обличительный пафос. Тем более что жизнь стремительно менялась .
В архиве писателя сохранилось немало свидетельств дружбы и сотрудничества с воронежскими коллегами. Например, 4 октября 1947 года Михаил Булавин писал ему:

«Дорогой Женя!

Привет, дружище!

Наша обновлённая редакция [альманаха «Литературный Воронеж»] ждёт от тебя новых и хороших произведений… нам совершенно необходимо установить и держать с тобой крепкую связь».

О себе Булавин сообщал: «Работается тяжело. Живётся ещё тяжелей. Живу с семьёй в 4 человека на площади 10 квадратных метров. Жильё моё холодное, тесно, а потому и грязное, холодное, дымное, сырое» . Воронежский писатель предлагал держать связь, при получении ответа обещал написать подробнее. Судя по тому, что письмо было напечатано в нескольких экземплярах под копирку, а обращение к адресату впечатано позже, можно сделать вывод, что аналогичные послания Булавиным тогда были направлены Б.Д. Живоглядову в Тамбов и Н.Ю. Корнееву в Курск.

Горбов участвовал в межобластной конференции писателей Средней полосы РСФСР в Воронеже с 25 по 30 июня 1954 года . Ольга Кретова тогда писала в «Литературной газете»: «В числе 70 делегатов из двенадцати областей – писатели, чьи произведения давно перешагнули областные столицы. Книга орловца Е. Горбова «Мирные жители» вышла в издательстве «Советский писатель», повесть курянина Ф. Певнева «Урожай» опубликована в журнале «Звезда», пьеса живущего в Тамбове Д. Девятова «В Лебяжьем» шла во многих областных театрах и в Москве. Тамбовскому театру за этот спектакль была присуждена Сталинская премия» .
В Воронеж Горбов тогда приехал не один, а с тремя подопечными по орловскому литературному объединению: на конференции предстояло обсудить поэмы Д. Блынского «Верный друг», И. Иванова «За океаном», повесть Е. Горбова «Феня», пьесу А. Яновского «Трудный случай».

Повесть Горбова вызвала положительный отклик. Ещё до начала конференции, 12 апреля 1954 года редактор альманаха «Литературный Воронеж» М.М. Подобедов писал автору: «Прочитал твою повесть «Феня». Прочитал залпом, с удовольствием и с неослабевающим интересом. Вышло у тебя хорошо и правдиво. Образ Фени – огромное твоё достижение, он мил и обаятелен… Чувство, вызываемое повестью к Астахову, вполне правильное. Закончив чтение, хочется сказать: “Эх, дурак, дурак! Прошёл мимо золота, а погнался за г… Поделом же дураку и мука…”».

Произведения других орловцев попали под огонь критики. В отчёте «О работе Орловского областного литературного объединения». Горбов упомянул: «Это было очень поучительно и полезно. Обсуждение проходило в обстановке нелицеприятной, требовательной, подчас суровой, но всегда благожелательной, товарищеской критики» . В числе недостатков были названы композиционная рыхлость, языковые и идейно-художественные погрешности. В результате молодые орловские литераторы демонстративно покинули конференцию и уехали домой. На этот их поступок Горбов отозвался так: «Это был возмутительный акт неуважения к литераторам двенадцати областей, плевок в сторону конференции» . В своих неопубликованных воспоминаниях он писал: «Будь оно проклято, это руководство! В тот же день я дал себе слово как можно скорее от него избавиться, в самом деле! Семь лет руководил я нашим объединением, а чего добился? Писателей не вырастил, талантов не раскрыл, сидел над чужими рукописями, наставлял, советовал, нянчился и в результате нажил себе врагов или, как вот теперь, краснел за чужие выходки. На это ушли сотни и тысячи драгоценных часов, которые я мог бы использовать для собственной работы.

Довольно! Пусть кто-нибудь другой походит в руководителях, а я отойду в сторону. Хватит с меня…».

Так и произошло – Горбов отказался от руководства творческой студией, этот пост занял заведующий книжной редакцией «Орловской правды» И.И. Солдатов. Однако участие Горбова в конференции в Воронеже имело и такое последствие, как избрание его делегатом II съезда писателей СССР – состоя на учёте в воронежском отделении, он получил мандат как единственный представитель Орловской области. Подняла конференция и статус воронежской писательской организации. Заведующий отделом литературы и искусства газеты «Коммуна» Фёдор Волохов писал Горбову 30 июня 1954 года:

«Дорогой Женя!

Смету отделения СП увеличивают.

Представить произведения воронежцев для экранизации – звонил заместитель министра культуры СССР.

Завтра Максим [Подобедов] и Костя Локоток [Локотков] будут в Москве для переговоров об издании межобластного альманаха, о его тираже, штатах и т.д.
Теперь о твоей повести, коротко. Читал я твою вещь впервые, как вообще все из твоих произведений. Откровенно говоря, говоря честно, искренне – потрясён, какой ты могучий художник, какая в тебе сила великая сидит. И какого чёрта ты сидишь в Орле. Вылазь, выходи в большой свет.

«Слепоту» [повесть «Куриная слепота»] я прочитал в один присест, много говорил о ней, читал отдельные места собратьям, просят они её у меня – поучиться, а я не даю.
Женя, дай бог тебе большой удачи, а силу я твою теперь понимаю и вижу.

Крепко обнимаю.

Фёдор.»

Также об альманахе речь идёт в ряде писем тех лет Михаила Булавина. 27 января 1956 года он писал Горбову: «Видимо, в скором времени я буду командирован в г. Орёл по вопросу о межобластном альманахе или журнале. Ещё не знаю, чего? Липецкая область ответила на наше предложение согласием и готова взять 2000 экземпляров для распространения у себя. Если возьмёт Белгородская, Тамбовская, Орловская, то мы сможем выпускать альманах без убытка… Да и журнал бы стал оперативнее. Скажем, написал ты рассказик или повестушку и уже через два месяца можешь получить гроши. А при настоящей системе, когда альманах выходит два раза в год, да твой опус попал не в первый, а во второй номер, ты тут-то волком взвываешь, чёрт его побери».

В писательских письмах немало места уделено вопросам издания произведений. Так, например, Горбов обращался в 1957 году к главному редактору Воронежского книжного издательства Петру Прудковскому: с июля 1955 года без движения лежит рукопись. Горбов критиковал редактора издательства Алексея Кочербитова за равнодушие. Автор из Орла надеялся, что публикация в «Подъёме» «Дома под тополями» напомнит о нём, но надежды не сбылись: «Почему же всё это так происходит? Неужели потому, что я живу в Орле, а не в Воронеже и слыву у Вас «чужим»? В таком случае стоит вспомнить, что я принадлежу к Воронежской писательской организации и состою на учёте в Воронежском отделении Союза писателей. Мне кажется, что совсем не обязательно ежедневно лично являться в издательство, чтобы быть когда-то и у Вас напечатанным».

В декабре 1957 года Горбов спрашивал у Подобедова: «За последнее время в центральной печати не раз появлялись сообщения о предстоящем весной смотре воронежской литературы. Буду ли я в нём участвовать и как?»

Сохранились два письма из редакции журнала «Подъём», датированные осенью 1958 года. Ответственный секретарь В. Ющенко писал 25 сентября: «Спешу сообщить Вам радостную весть: Пражское книгоиздательство «Чехословацкий писатель» запросило у нас четвёртый и пятый номера «Подъёма» за прошлый год, в которых печатался ваш роман «Дом под тополями». Издательство намерено перевести роман на чешский язык» . 29 октября: «Вновь получил весточку из Праги. Цитирую письмо доктора Войтеха Стрнада из Чехословацкого театрального и литературного агентства от 15 октября: «Уважаемые товарищи, сердечно благодарим за прислание журнала «Подъём» № 4 и 5, в которых опубликован роман Е.К. Горбова «Дом под тополями», интересующий наше издательство “Чехословацкий писатель”».

Много добрых слов о своём творчестве Горбов услышал в канун первого Съезда писателей РСФСР (он состоялся в декабре 1958 года), когда самое пристальное внимание было направлено на развитие литературы в российской провинции. Писатель и литературовед Василий Росляков так писал о Горбове в столичном журнале: «Перед нами своеобразный, тонкий художник, со своим видением мира и со своей темой… Значение книг Е. Горбова, живые истоки которых – в тихих улочках городской окраины, не ограничивается масштабами этой окраины. Большой и нужный людям смысл, заложенный в них (повести и романы от «Куриной слепоты» до «Дома под тополями» – А.К.), ставит эти книги рядом с теми, что по праву занимают место на полках нашей «большой» литературы» (Вопросы литературы, 1958, № 9).

В то время разворачивался динамичный процесс учреждения писательских ячеек в регионах, которые должны были делегировать своих посланцев на общероссийский форум. Так, в июле 1958 года в Москве было принято решение о создании Курской областной писательской организации – одной из первых, как говорили тогда, на периферии. В состав организации вошли писатели из Брянска, Калуги, Орла, Тулы, Белгорода. Вскоре началось стремительное «дробление» Курской организации. В январе 1960 года была создана Орловская областная организация Союза писателей.

Эти перемены заставили Горбова обратить самое пристальное внимание на то, как существует творческое сообщество в новых условиях. Он вспоминал позднее: «Писать хотелось сильно. Новая задуманная мною повесть должна была существенно отличаться от всего, что я делал раньше. До сих пор я выступал в жанре, так сказать, лирической прозы, а теперь на очереди была сатира. И не просто сатира, а с примесью фантастики… Главный удар, конечно, должен был обрушиться на прихлебателей в мире литературы и искусства, на ремесленников, которые опошляют звание литератора. Я намеревался втянуть в повествование группу московских писателей и с их помощью и с помощью некоего волшебного хода показать, что они тоже относятся к литературным пустоцветам. Попутно я хотел вывести бюрократов из аппарата издательств, тупоголовых и злых рецензентов с их неизменной дубиной».

Несмотря на заключенный в апреле 1962 года договор со столичным издательством «Молодая гвардия», фантастическая и сатирическая повесть «Антиграст-Н» так и не могла выйти в свет. Пробовал Горбов «пристроить» повесть в журнал: «Наш современник», «Октябрь», «Знамя», «Новый мир», «Молодая гвардия» – отовсюду рукопись возвращали автору. Вдвойне болезненным было то, что для работы над ней Горбов уволился из редакции «Орловской правды», а до пенсионного возраста оставалось ещё какое-то время. Как вспоминал писатель, «пришла нужда» . Горбов писал: «Это было настоящее хождение по мукам. Самое тягостное заключалось в том, что мне нигде по сути дела не сказали, почему отклонили повесть. Нигде не заявили прямо: повесть дурна, слаба, безыдейна, порочна, нехудожественна. Игры в молчанку или уклончивые, невразумительные отговорки – вот единственное, чем встречали мою рукопись».

Попытался Горбов использовать и старые воронежские связи, о чём свидетельствует сохранившаяся телеграмма Ф. Волохова: «Срочно высылай повесть. Подъём. Воронеж» . Рукопись высоко оценили В.А. Кораблинов и Ю.Д. Гончаров , но в результате она пролежала в редакции восемь месяцев. Горбов в сердцах написал: «Впоследствии я слышал, что Волохов говорил в кругу своих сотрудников:

– Попробуй напечатать горбовскую повесть – пожалуй, из партии вылетишь.

Эх, Федя! Не таким я знал тебя раньше, когда ты ещё не был редактором».

И однажды он поймал себя на мысли: «Вот и всё. Кончился «Антиграст-Н». Дорога, которая вела к удаче, уперлась в глухой тупик. Зря пропали три года жизни. Почему же не был допущен к спору читатель? Ещё неизвестно, что сказал бы читатель – эта многоликая, многомиллионная людская громада, бережно хранящая в своём обиходе множество различных вкусов, знаний, наблюдений, оценок…»

Одна из последних в архиве писателя весточек из Воронежа – письмо редактор отдела прозы журнала «Подъём» Ю. Гончарова от 17 декабря 1970 года:

«Многоуважаемый Евгений Константинович!

Журнал «Подъём», издающийся в Воронеже, хотел бы видеть Вас в числе своих авторов. Не могли бы Вы поделиться с журналом новым своим романом, повестью. Журнал наш невелик по листажу, предельный размер повести, которая могла бы уместиться на страницах, – 7 – 8 печатных листов. Если сейчас нет ничего готового, сообщите, когда можно ждать, – будем иметь Вас в виду при составлении редакционных планов».

К сожалению, тяжело заболевший писатель уже не мог отозваться на предложение воронежских коллег. Умер Евгений Константинович Горбов 13 мая 1973 года. Его именем названы улица и клуб книголюбов Дворца культуры железнодорожников в Орле.

Алексей Кондратенко
_____________________________

Горбов Е.К. Невидимое миру (рукопись) // Орловский объединённый государственный литературный музей И.С.Тургенева (далее – ОГЛМТ). Ф. 32. Ед. хр. ОФ-6333. Л. 25.
Торопов И. В те молодые годы // Быть и остаться: Писатель Н.А. Задонский в воспоминаниях и письмах современников. Воронеж: Центр.-чернозёмн. кн. изд-во, 1984. С. 25-26.
ОГЛМТ. Ф. 38. Оп. 1. Ед. хр. ОФ-3819/2.
Там же. Ед. хр. ОФ-3819/3.
Торопов И. Указ соч. С. 28.
Горбов Е.К. Чёрный князь. Тула: Приокск. кн. изд-во, 1967. С. 8 – 9.
Горбов Е.К. Чёрный князь. С. 18 – 19.
Горбов Е.К. Чёрный князь. С. 43 – 45.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6632.
Семён Семёнович Друян награждён 4 апреля 1936 г. орденом Ленина. Бывший начальник политотдела строительства линии Пенза – Балашов – Валуйки, после Воронежа – начальник строительства железной дороги Уральск – Илецк. В годы Гражданской войны комиссар 2-й кавалерийской дивизии имени Блинова (одной из дивизий будущей 2-й Конной армии), награждён орденом Красного Знамени. В 1939 г. – начальник центрального управления железнодорожного строительства НКПС. Арестован 23 апреля 1939 г., расстрелян 5 июля 1941 г.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6851.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6862.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-7050/4.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 38, 39.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6867.
Наталья Ивановна Четунова (1901–1983) – писатель, одна из первых в послесталинское время журналистов, помогавших преследуемым и заключённым. По сути, она положила начало в СССР правозащитной публицистике. Первая правозащитная публикация Н.И. Четуновой: В защиту рабочего человека // Литература и жизнь, 1959, 16 янв. Затем публиковалась в «Литературной газете». В статье «Суд удалился на совещание» (1967 г., 12 апр.) впервые поставила вопрос о возврате к вердикту заседателей (5 и более), принимаемому без судьи. В статье «Если присмотреться поближе» (1968, 16 окт.) Четунова усомнилась, что ужесточение наказаний может снизить преступность.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6597. Л. 2.
Открытие межобластной конференции писателей // Коммуна (Воронеж), 1954, 26 июня.
Кретова О. У литераторов двенадцати областей // Литературная газета, 1954, 8 июля. С. 2.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-7035.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6375.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6375. Л. 5.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 224 – 225.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6608. Л. 2, 2об. Ф. Волохов приезжал в Орёл в конце февраля 1957 г. (ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 232).
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6597. Л. 5, 5 об.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6434.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6735.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6873. Л. 1.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6873. Л. 2. По неизвестным причинам роман в Чехословакии так и не был издан, а вышел в переводе в Румынии в 1966 г.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 241.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 256.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 255.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6608. Л. 1.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 252-253.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 253.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6333. Л. 262.
ОГЛМТ. Ф. 32. ОФ-6615.