Алексей КОНДРАТЕНКО Красный сказочник Михаил Францев
Можно ли быть солидным функционером правящей партии и одновременно сказочником? Каждодневно звать народные массы на строительство новой жизни – и сочинять полуфантастические истории? Требовать с подопечных идеологической верности и тут же придумывать некую фею, волшебной палочкой рисующую светлое будущее?
Казалось бы, политика и сказки – понятия несовместимые (если, конечно, не иметь в виду политиков-демагогов). Но вот исторические изыскания помогли найти в не таком уж далёком прошлом настоящего идеолога-сказочника. Им оказался руководитель агитационно-пропагандистского отдела в Орловском губкоме РКП(б) первой половины 1920-х годов Михаил Францев. Он же – автор нескольких книг для детей, изданных в те годы в Орле.
О формировании столь редкого дарования мы знаем не так уж и много. Известно лишь то, что родился будущий сочинитель 1 марта 1888 года в семье соликамского (Пермская губерния) мещанина Михаила Антоновича Францева и его супруги Лидии Константиновны. Отец по вероисповеданию был лютеранином, мать – православной. Занятие родителей, по всей вероятности, торговля или какое-либо ремесло.
Профессией Францева-младшего стал учительский труд. Судя по содержанию некоторых его более поздних текстов, он или учился в Петербурге (Петрограде), или довольно часто бывал там в молодости. Революцию встретил в городе с экзотическим названием Оса. Осинский уезд тоже принадлежал Пермской губернии, только не на севере, как Соликамск, а на юго-западе. Уезд был довольно населён: около 300 тысяч человек, причём треть из них – мусульмане и старообрядцы. Были развиты кустарная промышленность, горнорудное дело, земледелие. Оса, расположенная на сибирском тракте, насчитывала десять тысяч жителей и была культурным микроцентром обширной территории. Даже книги здесь выходили в годы революции и гражданской войны. И автором двух из них был 30-летний педагог, один из руководителей уездной системы образования Михаил Францев.
Вот одна из брошюр, составленная заведующим отделом внешкольного образования Францевым, – «Первые шаги внешкольника: Временная краткая инструкция для внешкольников, заведующих библиотеками и учащих Осинского уезда». Издание культурно-просветительного отдела уездного исполкома Советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. Содержание брошюры – темы краеведения, лекций по гигиене, литературе, сельскому хозяйству, организация театров и хоров. О политике, на удивление, меньше странички (чтение газет, конспектирование и подготовка докладов – причём ни слова о партии большевиков). Как раз тогда, в 1918 году, автора и приняли в эту партию. Соответственно, он стал писать в более партийном духе.
«Народному учителю» – так называлось подготовленное Францевым другое издание Осинского культурно-просветительного отдела. Автор патетически восклицал:
«Бушует буря… Растерянно мечутся обывательские массы. Слышатся их жалобы, полные страха.
Для этой толпы уже закрылись широкие горизонты будущего, скрылись зовущие дали…
Но много сильных продолжают свой путь, порвав все связи привычными благами жизни».
Как определить жанр этого произведения? Эссе? Гимн? Стихотворение в прозе? Завершался текст эпическим призывом к осинским учителям: «Ваш свящённый долг – подготовить на смену ссыльных новых бойцов» и картиной из легенды о Данко:
«Пусть снова сомнётся учительство в дружные ряды и снова с верой в свои силы, в свою миссию примется за работу.
Оно должно работать, работать вдохновенно в эту историческую эпоху. И оно будет работать… Мы будем верить в это…»
По неизвестной причине новоиспечённый член большевистской партии не остался в Осе вместе с учителями ждать исполнения желаний и мечтаний, а оказался в губернском Орле (кстати, Орёл ещё в XVIII веке имел теснейшие связи Соликамском – сюда по водным путям поставляли огромные партии соли для распределения по всему Черноземью). Судя по брошюре Францева «Виды и методы производственной агитации и пропаганды», начинал свою карьеру на малой родине Тургенева с должности какого-либо профсоюзного функционера. Когда в начале июня 1921 года в Орле оформилась идея издать «Литературный сборник», в губернской газете «Красная правда» появилась заметка о формировании редколлегии сборника (Е.Г. Сокол, М.М. Францев, И.И. Селихов). Редколлегия обращалась к литераторам губернии с просьбой присылать стихи, прозу, историко-литературные статьи, статьи по изобразительному искусству и музыке. В качестве адресов были указаны: «Губиздат (Центропечать), Е. Соколу или Орёл, Губпрофсовет, М.М. Францеву».
В следующем году он переходит на работу в самый могучий властный орган – в губернский комитет РКП(б). Работает в подотделе печати (вариант – литературно-издательском подотделе) агитационно-пропагандистского отдела. В опубликованном в «Вестнике Орловского губкома» (1922, № 1 – 2) плане работы подотдела указано, что Францев будет вести в губернском журнале «Спутник агитпропагандиста» раздел «Просвещение и культура». Заметим однако, что активный Францев тогда ни в одну из редколлегий орловских газет и журналов не вошёл. Может быть, не чувствовал в себе журналистской жилки, оставался по прежнему «просвещенцем»?
Когда в сентябре того же года Тургеневское общество в Орле решило издавать новую газету «Литературная новь», заведующий подотделом печати Францев потребовал представить ему сведения о политической платформе общества. Тогда общество заявило об очевидном недопониманием между редколлегией и Францевым о природе газеты и тем более очевидном смешении понятий «политика» и «идеология».
Недопонимание… Вполне возможно, что подобные конфликты были тогда не редкостью в городе, где ещё полтора-два года назад шли сражения гражданской войны. Отметим другое: даже среди партийных функционеров и прочих представителей власти Францев нашёл множество единомышленников, людей творческих. Например, одного из них, Всеволода Волгина, он ещё весной 1921 года рекомендовал в партию. Тот заведовал учебной частью в губернской совпартшколе, в губОНО возглавлял научно-методическую комиссию (секцию) и подотдел по охране детства, был членом губисполкома, в 1923 году стал первым губернским цензором, затем заведовал Орловской конторой Госиздата.
И на столь пёстром должностном фоне Волгин ещё и автор нового учебника «Природоведение. Первоначальное ознакомление с неживой природой», изданного в Орле. Волгин был неутомим. Его не могла оставить равнодушной даже проблема отторжения провинциальным обществом новой, социалистической культуры. Волгин писал в местной газете: «Нужна такая организация, которая бы объединила в своих руках культурно-просветительную работу и поставила её на известную высоту, несколько позволяют условия… Театры, вечера, зрелища – всё должно перейти в руки Пролеткульта. Пролеткульт отсутствует у нас потому, что никому нет дела до нравственного воспитания граждан. Измученному населению нужен отдых, а не танцовальные (так в тексте. – А.К.) вечера. Душераздирающие драмы нам не нужны – мы слишком утомились от них, наша жизнь сплошная драма. Мы воспитываемся не на произведениях Толстого, Пушкина, Тургенева на экране. Мы даже в революционные картины вводим любовный элемент. Разве каждый революционер должен влюбляться в кого-либо, а затем делать своё дело?»
Вместе с Францевым работал заместитель руководителя Губполитпросвета, бывший заведующий Елецким отделом народного образования Иван Чикин. Помимо пропагандистских брошюр, он взялся за составление нового букваря, написал серию брошюр на атеистические темы и даже переиначил хрестоматийный рассказ Тургенева «Бежин луг» в пионерскую историю «У костра».
Другой работник отдела пропаганды губкома, Иван Селихов, был известен как поэт. Революционные стихи писал и Евгений Сокол, который в начале 1920-х годов занимал едва ли не десяток разных руководящих должностей в губернской иерархии.
Так и Францев, по сути, балансировал между пропагандистским крючкотворством и вдохновением. Какие директивные труды в эти годы издал он? Назовём хотя бы основные. Например, небольшая (10 страниц) брошюра «Несколько слов о лекции, лекторе и аудитории» (1923): «Мы часто наблюдаем, что даже лучшие лекторы-популяризаторы, привыкшие к более или менее подготовленной аудитории, часто оказываются в положении полной беспомощности при работе среди совершенно неподготовленных рабочих и особенно крестьянских масс». Францев по своему опыту замечал: «Деревенский лектор, особенно в начале своей работы, может рассчитывать лишь на случайного слушателя». Критиковал партработников за непривычку к чтению лекций, скептическое отношение к ним. Советовал: основной метод – воздействовать через чувства на ум, но не наоборот.
В другой, изданной в том же году, брошюре «Революционные задачи искусства» Францев поставил серьёзный вопрос: «Отсутствие определённого пути, одного представления о том, каково должно быть пролетарское искусство и каковы его задачи в настоящий переходный момент отсутствия системы, незнание масс и живучесть взглядов, методов и традиций буржуазного искусства, а также и общий разброд – вот характерные черты современного искусства».
Его удивляло «эпидемическое» увлечение революционной провинции театром, он критиковал пустоту и бессодержательность работы на потребу публике: «Футуристы, супрематисты и прочие представители однородных с ними течений, творящие произведения, понятные и нужные только им и противоестественностью этих произведений вызывающие недоумение, а чаще гомерический хохот масс, носящих в себе здоровое художественное чувство, не есть творцы пролетарского искусства и являются совершенно нетерпимым элементом».
Хотя Францев критиковал футуристов как прямых наследников декадентов, он не привёл в тексте ни одного конкретного примера, ни одной фамилии или каких-либо орловских реалий. Кстати, тем же «грешат» и его брошюра о лекциях, другие методические обзоры и советы.
Францев порицал самодеятельные кружки и студии, которые по определению не готовят профессионалов в сфере искусства. Он предрекал великое будущее кинематографу как наиболее зрелищному и доступному вида искусства: «Демонстрация кинематографических фильмов – одно из лучших средств пропаганды. Хотя в настоящее время в ходу оставшиеся от «прошлого» сентиментальные мещанско-обывательские мелодрамы, но из старых лент можно найти много так называемых «видовых», научных и производственных лент, например, «Работа на металлургическом заводе». «Сбор риса в Китае», «Тракторная обработка поля»», «От статического электричества до икс-лучей» и т.д., и т.д.»
Францев смело советовал орловским партийцам, как провести митинг-концерт: «Первое отделение начинается речью оратора. Музыка, пение, декламация – всё рисует труд, как символ угнетения и рабства и ещё больше сгущает впечатление, произведённое речью оратора». И далее: «Агитационная работа в области искусств должна заключаться в музыкально-вокальной иллюстрации устной агитации, в выпуске производственного плаката, в организации живых картин и небольших инсценировок… Вся программа агитационно-музыкальных вечеров или митингов-концертов должна представлять стройное соединение речей ораторов, пения, декламации, оркестровых и хоровых номеров».
Наверное, здесь стоит прервать цитирование францевских брошюр. При всех своих партийных регалиях он выступал в столь привычной для России роли земского зануды, педагога-формалиста, вечного общественника. Увы, вряд ли издание этих брошюр могло принести какое-то удовлетворение автору. Из этого же ряда францевская памятка для крестьян «Как жил и работал Великий Ильич» (1924). 7,5 тысячи экземпляров традиционного изложения биографии и заслуг пролетарского вождя…
И рядом, параллельно с этими серыми птенцами агитпропа появляются… яркие сказки. Вот небольшая книжка «Красный Ромуальд» (Орловское отделение Госиздата, 1923). Сказка (сам Францев почему-то именовал её рассказом) о сыне кузнеца 18-летнем Ромуальде. Автор показал неплохое знание зарубежной мифологии (недаром отец его был лютеранином, вероятно, с немецкими или польским корнями). Ромуальд – имя германское, означающее «славный правитель».
Описание расположенного на вершине горы королевского замка типично сказочное, но в совершенно негативном ключе. Сюда Ромуальда взяли для того, чтобы он развлекал ровесника-принца.
Показана беспросветная нужда народа. Везде такое непривычное для сказки слово «рабочие». Один из персонажей – красная фея, она бросает клич: «Единение, борьба и труд – вот что должно привести людей труда к свободе». Фея показывает Ромуальду картину новой, свободной жизни. Ромуальд объявляет войну принцу и всему королевскому замку. Против них выступают труженики долины.
Автор почти в поэтическом ритме делится с читателем: «Его уважали, ему верили, его считали вождём, и за красный плащ прозвали Красным Ромуальдом».
За ним шли люди труда (исключительно насущная тогда для власти мысль о единении города и деревни): «Началось восстание. В селениях бедняки-земледельцы вступали в борьбу с богатыми и торговыми людьми, поджигали их усадьбы и, одержав победу, шли на помощь городам». Наверное, это наивные фразы – с какой стати где-то в европейских горах простой народ стал бы громить торговых людей? Жечь их усадьбы? Всё это, скорее, из недавних реалий революционной России.
Показана полная растерянность короля и свиты. Отрицательный герой – «непобедимый» рыцарь Конрад. Его одолел в борьбе отец Ромуальда.
Несмотря на огромные жертвы, трудовой народ одержал победу.
Однако в замке Ромуальд попал в ловушку, начался неравный бой. На помощь спешит отряд отца. Подмога подоспела в тот момент, когда Ромуальда подло сразил рапирой астролог Фриц.
Финал сказки: «Ещё многие годы в разных концах земли угнетённые труженики будут поднимать знамёна борьбы и восстаний. Много великих вождей выдвинут люди труда, много славных побед и тяжёлых жертв будет пережито (так в тексте. – А.К.) ими. Но пройдут века, и великое единение охватит угнетённых рабочих и земледельцев земли».
Книга была рассчитана явно не на детей бедняков, а на интеллигенцию – особенно стилистика рисунков, схожих с дореволюционными иллюстрациями зарубежных сказок. Рискнём утверждать, что это была одна из первых сказок советского времени. Но почему она не о древней Руси, не об Иване-герое? Логика понятна: в 1923 году партийные идеологи только и думали о том, победит ли пролетарская революция в Германии? И что будет в России, если Берлин станет красным?
Тогда же в Орле губком издал брошюру «Какое дело русскому крестьянству до германской революции». Вполне резонно предположить, что к её созданию приложил руку и эмоциональный Францев. В 49-страничной книжечке бегло изложена история Германии, дан подробный обзор международного положения в Европе, в приложении – несколько подробных справок о Германии. Читателю показано, как над революционным германским пролетариатом сгущаются польская и французская угрозы («Рука, сегодня занесённая над народом Германии, завтра может быть занесена над народами СССР»). Но большевики выступают за мир, нужно установление постоянной непрерывной связи Советского Союза с такой развитой промышленной страной, как Германия. В финале книжки говорится: «Остаться без хозяйственных орудий – гибель для нашего хозяйства, а союз с этой страной – значит расцвет, подъём, развитие всего нашего хозяйства. Скинуть со счетов рабочую Германию – это значит обессилить себя. Обнажить, оголить свои фронты, свои границы, выдать себя жадному капиталисту, мстительно-злобному, хищному помещику. Тогда уже другая саранча двинется такая, что камня на камне не оставит в нашей стране. Крестьянин! Теперь тебе ясно, какое дело крестьянину до Германской Революции!»
И эта книга, и сказка о красном Ромуальде готовили людей в полуголодной советской стране к предстоящим событиям в Западной Европе. Но в силу разных причин революция в Германии не состоялась.
Францев издал в Орле ещё две книги для детей. Одна из них – «Старый рояль» (Орловское отделение Госиздата, 1923; под названием «Рассказ о старом рояле» вышла в издательстве «Красная книга» в 1925 году). Довольно душевный, без надрывного революционного экстаза рассказ от имени рояля о старой жизни в богатом доме, о музыкальных вечерах, о том, как один человек рассказал ему (роялю) о жизни бедных и тогда ему стала противная окружающая роскошная обстановка.
Талантливому сыну конюха позволили играть на рояле: «Это была лучшая мелодия моей жизни».
Но бедняга умер.
Рояль не тронули во время революционного погрома. Теперь в бывшей барской усадьбе детский дом: «Старый рояль, сливая свои аккорды с детскими голосами, и грустит, и радуется, и думает о том, что только теперь он счастлив и только теперь он переживает лучшие дни своей жизни».
Другая книга – «Сенька с рудника» (издательство «Красная книга», 1925). Военные приключения подростка Сеньки из посёлка Зимогоры во время нашествия белых на Урал. Именно он первым обнаружил вражеский отряд и вовремя предупредил земляков – те дружно выступили на защиту посёлка. Теперь его отважного юнца величают не иначе, как Семён Рудомётов. Хорошая растёт смена сегодняшним бойцам.
Иллюстраторами детских книг Францева выступили художники Торверт и Беляев. На последней странице обложки одного из изданий сообщалось, что готовятся к печати новые произведения того же автора для детей – «История одной книжки», «Пионер на посту». Но в свет они уже не вышли – издательство «Красная книга» по решению губкома было преобразовано в издательство «Чернозём», а фактически закрыто.
Партийный руководитель орловской печати Францев уже никак не мог повлиять на ход событий – он уехал из Орла. Судя по вышедшему в 1928 году в Симферополе 74-страничному пособию для докладчиков, пропагандистов и политпросветработников «Важнейшие страны мира», Францев в последующие годы трудился в Крыму. Однако и в Орле его не забывали. В 1935 году директор музея И.С. Тургенева Б.А. Ермак в ответе на запрос академика М.П. Алексеева перечислил имена орловцев, представленных в экспозиции («уроженцев и бытовавших в Орловской губернии»). Среди 21 фамилии самых известных писателей, публицистов, драматургов и театральных деятелей присутствовала и фамилия Михаила Францева, наряду Иваном Вольновым, Александром Германо и Иваном Селиховым – как противовес литераторам дореволюционным.
Как сложилась дальнейшая жизнь сказочника в Крыму, мы не знаем. Продолжил ли он бдения на партийном посту или вернулся на привычную преподавательскую стезю? Впрочем, и в том и в другом случае эти будни вряд ли отличались от повседневной жизни иных людей. А вот сказки Францев больше не писал. Не встречается его имя среди авторов книг 1930-х годов, среди тех, кто входил в то время в объединения литераторов Крыма.
Алексей Кондратенко
