Юрий Николаев
МЕНЕДЖЕР
Рассказ
Моё имя ни о чём не говорит. Тем более, что и повествую я от первого лица. К чему вам моё имя?..
«От первого лица» … Хм… Странно это слышать от меня – типа, видящего ЕГО чуть ли не ежедневно… Греховно воображать себя первым лицом, дорогие мои!
Начинал я, как и все, со всякого рода открыток и валентинок. Наша скромная контора находилась далеко не в Лапландии и не на каком-нибудь облаке, как многие это думают. Всё намного серьёзнее и к романтике никакого отношения не имеет. Офис не сверкал белизной почтовой корреспонденции, не благоухал ароматом сургучной смолы – мы шли в ногу со временем и были асами в области офисной техники.
Рутинной нашу работу назвать может лишь человек, замешанный на тесте слёзного пессимизма – мне кажется, что в любом деле можно найти много интересного, даже если это и каменоломня. У нас была не каменоломня. Хуже. Такой массы заказов и желаний перелопатить мог только шагающий экскаватор на жидких кристаллах последнего поколения. Но мы не жаловались. Отчасти оттого, что лучшим из лучших была уготована перспективка повышения.
… Я сидел и пыхтел над заказом некой девочки из Питера, когда меня вызвали к «Первому лицу». Почему «пыхтел»? Заказ этой юной особы был пространен как каприз малолетнего чада Билла Гейтса: «Дарагой дедушка марос хачу штоп папа вирнулся домой» … Впрочем, запомнил я это послание по другой причине – оно было последним…
Офис Босса, невесомо паривший в разных местах Вселенной, тем не менее, в нужную минуту, всегда удивительно оказывался перед тобой. Странно, но он не пугал. Трепет больше внушали огромные стальные двери его приближённых — семи топ-менеджеров, этих древних как мир счастливчиков, постигших смысл бытия.
— Вы засиделись в детском отделе!.. – пожурил меня Босс, — в отличии от ваших коллег, засыпающих меня заявлениями о повышении, вы до неприличия скромны… Это признак заниженной самооценки, или хитрый ход?!
Я молчал. Кому как не Боссу ведать о нас всё, вплоть до бессознательного. Хотя… кто его знает: есть ли у него время и желание всеведуще созерцать изнанки наших душ?..
-… С завтрашнего дня переходите в любой взрослый отдел. Какой пожелаете, — Босс снисходительно улыбнулся, — таким образом, при любом раскладе – вы распорядитесь вашими возможностями разумно, не так ли?!
И я пошёл в отдел «Семейное счастье».
Мечта… А если без романтизма – просто цель. Мало кто догадывается, что это ничто иное как всё то же «Дарагой дедушка марос…». Выросли, научились писать без ошибок. Однако почему-то не пишут: «Хочу повышения по работе!», «Хочу мужа!», «Хочу BMW» … Гордые… Хотят всего добиться сами. Глупые, ну чисто дети…
Нет, оно, конечно, нате! Нам не жалко. Это даже хорошо, что вы, дорогие повзрослевшие ребятишки, не верите больше ни в Дедушку Мороза ни в прочих посредников в мир счастья и совершенства. Иначе бы вы и палец о палец не ударили.
Суть-то в чём? А она в том, что мир – не резиновый, счастье – не бесконечный конвейер с вылетающими экземплярами мужей и авто. Мир – капризная субстанция, бурлящая, кипящая, с весёлым улюлюканьем мчащаяся по вселенной. Она и держится-то, существует за счёт наших с вами желаний. Иначе нафига ей это всё надо!..
Принцип этой субстанции прост: хочешь что-то получить – надо чем-то жертвовать. Рынок, так сказать, материально-нравственно-духовные отношения. Это закон. Конечно, некоторые особо одарённые умудряются бессовестно и ненасытно раздвинуть границы своих желаний. И иногда им кажется, что они добились этого без ущерба для себя и своих близких. Но это только кажется. Просто плата по счёту, по причине неудержимости желаний, где-то запоздала. Но счётчик тикает. Расчёт будет по полной.
Первую встречу со смежником я запомнил навсегда. Всё «первое», мне кажется, изначально обречено на вечное блуждание по лабиринтам памяти.
Клерки не имели имён. В целях конспирации, или по какой другой причине — никто никогда из Наших не задумывался над этим вопросом. Сейчас, когда я стал встречаться с ними, я понял — почему. Они были на одно лицо. Иногда даже казалось, что мы встречаемся с одним экземпляром, умудряющимся поспевать на все аудиенции одновременно…
— Пять мальчиков… — начал я. Начал легко, как и подобает мастеру. Впрочем, и открыл я нашу встречу со смежником не с самого сложного. — Сколько можно? Родители хотят дочь.
Смежник раздумывал секунды две. Даже скорее не раздумывал, а бегло разглядывал меня – новенького.
— Один мальчик вскоре умрёт.
— Варианты?! – без паузы насел я. Как учили.
Клерк насупился.
— Мать проживёт недолго… Ещё?
— Да!
— У малышки будет ДЦП…
— Ещё!
— Они будут жить в нищете. Всю жизнь.
— Всё?
— Увы.
— Окей, я выбираю последнее.
Клерк пожал костлявым плечом и ткнул волосатым пальцем в планшетник, лежащий на коленях.
— Двое, немолодая уже семья, вообще нет детей. Детородный возраст матери на грани, но теоретически всё возможно… Короче, очень хотят ребёнка.
— Мать умрёт при родах.
— Чёрт! – то ли выругался, то ли перешёл на личности я, — можно было это и опустить! Варианты!
Клерк усмехнулся уголком тонких губ.
— Наследник проживёт недолго. Всё.
— Не густо, — мой голос выдавал раздражение, — недолго – это сколько? Он может пережить их хотя бы на один день?
Теперь раздражение чувствовалось в голосе собеседника:
— Да.
— Без вопросов. Я беру второе…
— Замётано!
— Далее: мужчина, потерявший голову, ушёл из семьи к новой пассии. Оставил двух девочек. В новой семье – два маленьких мальчика от первого брака.
Клерк нервно шевельнул ноздрями.
— От меня что надо?
— У вас в конторе заявка – проклятие брошенной женщины. Оно имеет силу?
— Это наша прерогатива, юноша! От вас заявка есть?
— От меня лично, есть! – я холодно впился в его бесцветные зрачки, — проклятие имеет силу?!
Его когти царапнули крышку планшета.
— Любое проклятие имеет обратное действие, вы это прекрасно знаете.
— Да, — я вежливо улыбнулся, — меня как раз и интересует суть противодействия.
— Да что угодно, выбор обширен: болезни, нищета, вечное уныние…
— Можно ли данное проклятие просто не принимать на рассмотрение? – прервал я его.
— М-м-м…
— Это же ничего не стоит. Более того, это значительно облегчает вашу жизнь.
— Вы прирождённый Клерк! – видимо это был комплимент, но я не знал — как реагировать на него. Я промолчал.
Следующим пунктом проходил несчастный подросток, отравивший отчима. Мне очень хотелось спасти его. Хотя было жаль и мужчину, умершего в мучениях.
— Колония. – Вяло констатировал Клерк.
— Доказательство состояния аффекта.
— Это что, торг?! А такого варианта нет! Даже с клиникой! – оскалился мой оппонент.
— Вы даже не взглянули в перечень. — С надеждой напомнил я.
— Ах, оставьте, юноша… я по этим недорослям кандидатскую защитил.
— Ну, хорошо, тогда ещё варианты.
— Его самого во взрослом возрасте прикончит пасынок.
Меня передёрнуло внутри, хотя внешне я держался достойно.
— Ещё!
— ВИЧ-инфицирован.
— Ещё!
— Суицид. Всё!
— Колония… — устало выбрал я, — надеюсь, он перешагнёт через это. Он сильный пацан…
Дни моего пребывания в новой должности летели бесконечными страницами из недр принтера жизни. Я не уставал. Больше меня, скорее, уставала моя юная спутница, вечно капризничая по поводу и без. Мы были вместе уже давно, с первых дней работы. Её милое личико, с широко распахнутыми в мир глазами, наверное, могло стать условным логотипом детского отдела. Мисс Детская Мечта! Но она не жалела об этом. Перспективы повышения даже страшили её.
Она приходила в наше гнёздышко раньше меня, создавая уют на обеденном столе, в спальне и в моей душе. Мы непринуждённо болтали о прошедшем дне, обнявшись, с полуслова понимая друг друга.
— Представляешь, все девочки помешаны на этих Барби!.. – искренне возмущалась любимая, — просто какая-то барбинизация детства…
— Болезни преследуют семью во всех поколениях… Тяжёлые и неизлечимые… Это, конечно, следствие, но должно же быть прощение?
Клерк приподнял подбородок.
— Рано. А чем вас не устраивает приличный достаток семьи, успешный карьерный рост?
— Это компенсаторные механизмы, уважаемый? Я не вижу связи.
— А вы их прикажите святыми великомучениками сделать?
— Прощение!
— Нет! Ещё пару поколений придётся помучиться.
— Э-э… как вы говорите – «успешный карьерный рост»? Забирайте его к чертям собачьим. А достаток оставьте.
— Ну-у?..
— Дети не должны болеть. Я предлагаю компромисс. Дети не могут быть оружием возмездия.
— М-м-м-м… Вы дьявол! Люди бьются лбами, недосыпают, недоедают, жертвуют временем, чтобы реализоваться! А вы раз – и нет карьеры!
— Дети не должны болеть!
Клерк встал и выпрямился. Он был выше меня, но ненамного – на рога.
— Хорошо… Дальше.
— Есть что-то новое по детским домам?
— Юноша, смею напомнить, Вы – из отдела «Семейное счастье».
— Хм, спасибо. Именно поэтому меня интересуют детдомовцы.
— Ничего особенного. Усыновление и попечительство уходит в прошлое… Варятся в собственном соку.
— Меня интересуют браки между выпускниками приюта и обычными молодыми людьми. Их должно быть больше. Намного больше. При этом браки должны быть по большой обоюдной любви. И безо всяких ваших штучек… Пусть хотя бы в этом возрасте у кого-то появятся родители.
— Чёрт с вами… Без проблем.
— Спасибо, — я улыбнулся и почему-то добавил: — Вы ангел!..
… — Ты меня совсем не слышишь! – Любимая смотрела на меня в упор. Её губки, вечно готовые к поцелую, были сжаты, бровки сошлись орфографической галочкой.
— Извини, задумался. Ты что-то сказала?
— Да, я говорила о Барби. Мне кажется, что девочки становятся похожими на своих кукол, ты не находишь?
— Ты о внешнем облике, или внутреннем содержании?
Она не ответила. Внимательно всматриваясь в меня, провела ладонью по моей небритой щеке.
— Ты долго задерживаешься на службе, дорогой. Это важно для тебя?
— Да, конечно. Самое главное – это важно не только для меня…
Клерк не спускал с меня холодных глаз. Не исключено, что мы с ним ещё просто не знакомы, поди их разбери. А, может, это всё тот же тип, проникшийся ко мне пиететом. Я невозмутимо открыл ноутбук.
— Маменькин сынок сорока лет, живут вдвоём, пора бы уже самому обзавестись семейством, но маменька… наверное — из ваших.
— А вы шутник. Нет ничего проще: смерть маменьки и вэлкам, новая жизнь.
— Вы случайно не были знакомы с Берией? – не к месту сострил я, — варианты!
— Это лучший, уверяю вас!
— А всё-таки?
— Пока жива мама-деспот, сыну не светит счастливая семейная жизнь.
— Варианты!
— Один. Его собьёт грузовик. Он станет инвалидом-колясочником. И только тогда мамочка, из сострадания к чаду, разрешит ему встречаться с одной заботливой сестричкой милосердия… Покладистой и безмозглой. Они будут жить долго и… Короче, хэппи-энд. Как вам?
Я почувствовал какую-то тяжесть внутри. Наверное, впервые. Греховная мысль о преимуществе смерти медленно опутывала, связывала чем-то колючим крылья под моим одеянием. «Менеджер не должен желать смерти человеку!» — мысленно обратился я к Первому лицу. Ответ был быстрым и безапелляционным. Как гильотина. «Обращение пришло от чада этой женщины! Запрос на счастье – его! Если нет запроса от матери – во внимание берётся только его счастье, и ничего более!»
Я взглянул на Клерка. Он был мрачен.
— Первое… — выдохнул я и закрыл пятернёй лицо.
«Босс, это жестоко!»
«Это боль во спасение, сын мой!..»
Не хватало ещё в первые дни работы подхватить эмоциональное выгорание. Мне надо расслабиться и успокоиться. Работать ещё столетия.
— Добрый вечер, любимая! Как твои дела?
— Привет! Кофе хочешь?
— Да, спасибо. Как Барби?
Её пальцы, нежно перебиравшие столовые приборы, замерли.
— Ты о чём? Прикалываешься!?
— Это от своих подопечных ты нахваталась сленга?
— Это нормальный язык, дорогой, а если ты хочешь меня унизить, то ты обломишься! Я хорошо делаю свою работу, и между прочим, Барби для некоторых важнее какого-то абстрактного семейного счастья…
Поговорили.
— Мать. С большой буквы. Ярая противница абортов. Сложность в том, что она не успела до свадьбы познакомить супруга со своими принципами. Детей уже семеро. Муж просто истерит, взывая к Небу. Надо спасать парня!
Клерк равнодушно пощипывает бородку.
— Мор.
— Да Бог с вами!.. Э-э … простите… Нет, просто нужно остановить это плодоношение!
— Несчастный случай на производстве отца и ампутация источника его проблем.
— Несмешно… Ещё варианты есть?
— Смерть матери. Обычное дело – рак груди. Всё.
Я молчу. Мне не хочется анализировать, мне хочется уйти в детский отдел, к Барби.
Я аннулирую заявку многодетного папаши. Пусть сражается.
Слишком мал выбор. Слишком. «Босс, почему всё так категорично?!»
«Юноша, когда бы на земле царил в своём легкомысленном уюте союз двух сердец – выбор был бы бесконечен. Собственно, целый штат менеджеров был бы мне без надобности. Ты страдаешь? Твоя душа не должна быть причастна к суете мирской, ты — житель неба! Просто делай свою работу».
— Любезный, очень много запросов одного содержания: отношения влюблённых на начальной стадии. Возможно ли сделать эти отношения неизменными на протяжении всей жизни?
— Хм… Вы, посредственность, дремавшая на лекциях, я рушу этот миф уже лет сто. А вы всё надеетесь и надеетесь… Ну хорошо. По существу: бездетность, инвалидность, в том числе психические расстройства…
— Оставим.
— Как скажете.
Я уловил в облике Клерка некоторую несхожесть с предыдущими. Да, со временем их можно будет различать. Назову этого «Столетний хам».
— Мужчина, в вечном поиске своего идеала. Женат был уже раз шесть. Его разболевшаяся, уставшая от разочарований душа, требует хотя бы приближения к идеалу. Давайте что-нибудь сообразим, а! Даму я ему подыщу.
— Шесть… моё любимое число. Соображаем: это случится не раньше семидесяти лет.
— Варианты.
— Всё идеально, но без секса.
— Это же почти то же самое.
— Ну, не скажите… Я, вот… э-э-э… ну ладно… Последний вариант – однополый брак.
— Вы шутите?
— Отнюдь. Это всё.
Я поморщился. У меня внутри возникало необычное чувство, не идентифицированное разумом. Этакая смесь стыда, никчёмности и ответственности.
— Давайте первое. Ему жить ещё долго.
— С идеалом-то… кто бы сомневался. Но скучно.
— Далее. Женщина, с огромным комплексом вины. Просит прощения и очищения.
— А-а… Блуд! Гореть ей…
— Мы рассматриваем только земную жизнь, милейший!
— Бездетность.
— Варианты.
— Болезни, как физиологическое следствие.
— Ещё.
— Её дочь пойдёт по её стопам.
— М-да. Ещё.
— Увы, это всё.
— Я выбираю болезни.
— Логично…
«Столетний Хам» колдует в своём гаджете, искушая меня в эту паузу снова мысленно обратиться к Боссу.
«А что бы выбрала сама грешница? Не предпочтительнее ли игнорирование запроса? Что страшнее: боль физическая, или боль душевная?»
Тишина. ОН размышляет…
— Милая, прости – я задержался сегодня. Ужин остыл?
— Он покрылся льдом, дорогой. Мне приятно, что ты ещё помнишь о моём существовании.
— Не обижайся, просто у меня очень сложный период, я адаптируюсь.
— Устраиваешь чужие судьбы?
— Я работаю. В мире много несправедливости.
— А нет ли немного места для меня в твоём мире?
— Прости, не дуйся…
— Отвали!..
— Девушка, очень молодая, но уже успевшая возненавидеть весь мужской род. Причины понятны. Она тонка, изящна, изучает литературу Серебряного века. В её представлении мужчины – похотливые животные. Но ей хочется семьи и детей. Если мы находим ей юного воспитанного интеллектуала – что мы теряем?
Клерк вздыхает. В пустоте его глаз лёгкий блеск сентиментальности. Нет, это не вчерашний «Столетний Хам». Я назову его «Нежный».
— Она встретит своего интеллектуала будучи беременной отпрыском неизвестного «похотливого животного».
— Ещё.
— Второй вариант – её избранник бесплоден.
— Ещё.
Снова вздох.
— Годам к тридцати пяти её физиологические потребности перевернутся с ног на голову. Она слетит с катушек и предастся разврату со всеми встречными особями мужского пола, станет пить, сквернословить и поливать грязью символизм, модернизм и собственного мужа-неудачника…
— Достаточно! Хватит! Вариант – первый. Далее… Мужчина, около сорока пяти лет. Он слишком много сил и времени отдаёт работе. Семья, любимые дети не видят его неделями. Запрос идёт именно от него и трудность его в том, что уже слишком поздно: огромный пласт ответственности, тысячи верящих в него подчинённых и прочая, и прочая…
— Незаменимых — не бывает. Кажется, так говорят люди? Он попадётся на взятке и будет весь остаток своей жизни рядом с семьёй.
— Он честен… Хотя, простите, я забыл – кто передо мной. Ещё.
— Автокатастрофа. Инвалидное кресло.
— Ещё.
— Покушение. Травма черепа и полное слабоумие. Семья — в его объятиях! Всё.
— Взятка.
«Нежный» азартно шевелит желваками.
— Что-то ещё?
Глупо уповать на личные симпатии, когда есть общие инструкции. Но мне хотелось продолжить именно с ним.
— Да. Несметное количество обиженных юношей и девушек. Конечно, в силу их нигилистического атеизма, в заявках всего-то единицы, но…
— В чём суть запроса?
— Развод родителей. Очень больная тема для рефлексирующих детей. Есть ли выход?
— Хм. Только вход. Ваше дело – принять заявку. Мало шансов, что к вам придут одновременно две заявки: от брошенного чада и от мечущегося родителя. Выбора не будет. Будет только удовлетворение запроса конкретного лица. Итак…
Мне почему-то вспомнилось «…штоп папа вирнулся домой». М-да. Это всё то же кино.
— Девушка. Шестнадцать лет. Страдает. Развод родителей довёл её до невроза, бросила школу, всё чаще посещают мысли о суициде. Я могу вернуть этого зас…ца.
— Я не сомневаюсь. Но через пару месяцев у вас появится заявка от папы. С теми же последствиями: невроз, самоубийство… Он же не на футбол пришёл.
— Давайте разбираться с ребёнком.
— Окей. Возвращение отца это вам не Repeat на записи. Предательство не может быть «как будто» и «понарошку», предательство не имеет времени, достаточно того, что оно просто случилось. Ребёнок меняется. Взрослеет в одночасье, становится озлобленным, замкнутым. И он останется таким, даже если нагулявшийся папашка и вернётся в семью, что, кстати, очень редко.
— К чему Вы клоните? Я не имею права оставлять заявку без рассмотрения.
— А мы её рассмотрели, Вы не заметили? Я предлагаю пожизненное подавленное состояние отрока и страдание родителей. Вам по-прежнему хочется вернуть его домой?
«Это невыносимо!.. Ты жесток, «Нежный».
«Босс, это неправильно! Это безжалостно! Я не ропщу, я пытаюсь понять – почему?! Почему люди не должны жить счастливо? Все, одновременно!..
— Ты опять пришёл слишком поздно. Мне не нравится это!
— Извини…
— Ты чем-то озабочен, милый?
— Всё в порядке… — я нелепо вожусь с одеждой, не понимая, что который раз расстегиваю и застёгиваю одни и те же пуговицы.
— Ты куда-то собрался?
— Я? Да.
— У тебя кто-то появился? – Голос любимой спокоен, но я чувствую, что это уже последние слова, произнесённые таким сдержанным тоном.
Мы с ней уже давно не вместе. Кто знал, что и мне когда-нибудь придётся сделать выбор. Я выбрал свою работу, в которой растворился как капля горячего воска в купели. Время не мелькало. Оно превратилось в одну пёструю массу размытого видео, в котором я – далеко не зритель. Я участник, вершитель и хладнокровный свидетель искалеченных судеб. Менеджер бессилен, менеджер – многострадальный жрец с атавистическими перьями под стильным пиджаком.
Это не по мне. Я не верю, что счастье человека спрятано за жалким перечнем вариантов. Я думаю, что жизнь – не такая, в ней столько цветов и оттенков…
— Слушаю тебя, сын мой!
— Босс, мне плохо! Моё сердце начинает разрываться на части, на миллионы частей!..
— Это хорошо, Менеджер.
— Я не понимаю… Я возьму отпуск, Босс?
— Да, конечно. А знаешь… лети-ка на Землю. Только не торопись возвращаться, сын мой: уходи на год, на пять, на сто лет, если понадобиться – на тысячу. Просто живи!
Ты нужнее там, среди людей.
Я где-то здесь… Я рядом.
