Выберите шрифт Arial Times New Roman
Интервал между буквами
(Кернинг): Стандартный Средний Большой
***
Напрочь селенье снега занавесили –
светлая тихая грусть.
Каждая улочка, — пусть куролесится! —
помнится мне наизусть.
Там в три оконушка под тополями
старый родительский дом.
Там первопуток плутает полями
к росстаням с древним крестом.
Скирды вдоль поймы рядочком сенные,
церква – в ограде из лип.
Роща на взгорье с крылами сквозными,
маминых бурочек скрип…
Трёт жерновами за стенкой Вселенная,
мелется, мелется ночь.
Милая отчина, память нетленная,
я – твоя кровная дочь.
Мучают день ото дня всё сильнее
думы о скрытом в снегах,
властью и Богом забытом селенье,
дедов погасший очаг.
АЛЬШАНСКИЙ ХРАМ
Альшанский храм, построенный графиней,
Тюрьмою был, колхозным складом был.
Святые лики в росписях поныне
Старинный храм-страдалец сохранил.
Прислушайся – доныне песнопенья
Под куполами рваными слышны.
Прапрадед мой скользит косматой тенью
Вдоль страшно изувеченной стены.
За рекой Окой на луговине
Листопадом тронуты сады.
Там сидят, качаясь, на рябине
Озорные, шумные дрозды.
Скоро всю кудрявую очистят,
Ярко-алым дождиком шурша,
Хороши рябиновые кисти,
Золотая осень хороша.
За рекой деревня, как подкова,
Прячет лето в пасмурном стогу…
Я иду по выгону и снова
Справиться с волненьем не могу.
ЛОДКИ
Ночь, лодки спят на берегу,
Под лунный свет подставив спины,
Их сон глубок как субмарина,
Из тьмы грозящая врагу.
За ними волн подвижный блеск,
Над фосфорическим сияньем
Сквозь световые расстоянья
Через прозрачный мрак небес
Лучи протягивают звезды.
Их взгляд задумчиво-серьезный
Я ощущаю всякий раз,
Встречая ночь в краю безлюдном,
И чувствую, какое чудо —
Корабль, построенный для нас.
* * *
Дымок над крышей.
Ульи под навесом –
Поглядывают в белые снега.
Там неба синь
раскинулась над лесом,
Раздвинула с восходом берега.
Там от холма
по белому безмолвью,
Уже отмерив поймою версту,
Грозя всему живому водопольем,
Туманец лёгкий стелется к мосту.
И нам насторожиться не излишне:
Над полем и над спящею рекой,
Как перед бурей, держится затишье
И до поры блаженствует покой.
УПАЛ В ТРАВУ
Упал в траву и обнял землю
и мне пригрезилось во сне,
что я и чувствую, и внемлю,
как бродят соки в глубине.
Земли божественное сусло
бурлит и рвётся из котлов
и делит собственное русло
на миллионы рукавов.
Там, в океане превращений,
в гигантском тигле бытия,
берут свой старт глупец и гений,
библейский голубь и змея…
И в луже рябь и листья на воде,
И снег в лицо колючий и мгновенный,
И уходящий вдаль по высоте
Небес рисунок необыкновенный,
И стаи птиц, что, яростно крича,
Пересекают окна и балконы,
Где гонят с гневом Божьего бича
Голубок пёстрых дерзкие вороны,
И вихрь, что зло кружит поверх земли,
Влача листву и спутанные перья,
Заставив кошку прятаться за дверью,
На тёмный хаос глядя из щели.
Всё пролетает, мечется, парит,
И пусть мечты и сводки безнадёжны,
Дыша в лицо, пространство говорит,
Что жизнь и радость всё ещё возможны.
Но быстрый ветер с моросью густой
И тяжело пикирующей птицей,
Уносит осень вместе с красотой,
Что никогда уже не возвратится.
***
Когда вокруг развал, неразбериха,
Всё кувырком летит под «улю-лю»,
Как хорошо припасть к земле
И тихо
В любви признаться Родине:
«Люблю…
Люблю… Люблю…
Любить не перестану,
Какой бы ты не вверилась судьбе,
Какому бы крутому испытанью
Ты ни подверглась –
Верую тебе!
Пусть кое-кто угрюмо хмурит брови
И проклинает этот горький час.
Знай:
Мы тебя спасём
Своей любовью,
А ты спасёшь
Своей любовью
Нас».
Однажды летом далёкого теперь моего отрочества я прочла книгу «На темной ели звонкая свирель». Имя автора мне тогда ровным счётом ни о чём не сказало, но запомнилось: Яков Хелемский. Мысленно возвращаясь в течение жизни к этой книге, я иногда спрашивала себя, почему нигде не слышу фамилию писателя. Откуда мне было знать, что имя автора запавшей в душу книги-хроники свяжет в моей судьбе две родины: Псковский край (где я родилась) и Орловщину (где я родилась как писатель), а его стихи два поколения моих соотечественников слушают и исполняют чаще, чем произносят имя их создателя…
ЗАРЯ
Восходит заря, как впервые,
Горит, разгораясь костром…
И чувства пылают земные
Незримо в костре неземном.
Привычно заря заалела,
Светлеют поля и леса.
У края земного предела
Щекочут лучи небеса.
В ответ – ни единого жеста,
Молчит озарённая высь,
А ради какого блаженства
Мгновенье и вечность сошлись?
Восходит заря, пеленая
Весь мир, как дитя, тишиной.
Похоже, любовь неземная
Дополнила облик земной!..
* * *
Дорога от края до края – пустая,
Деревня от края до края – пустая.
Вдали журавлей одинокая стая,
А я прохожу вдоль заросших сараев.
Ушли откровений весенняя власть
И гибкая сила июня.
Любить ли тебя иль всё же проклясть
В осенней глуши, моя юность?
Но я припадаю к тропе, не дыша.
Она – моя сила, она – моё бремя.
И током земли воспаряет душа.
Во мне – и пространство, и время.
Читать и дале не устану
Сказ про Людмилу и Руслана,
Про Киев — град
Далеких дней
Во славу Родины моей.
Без этой сказки сердце чахнет,
Как сохнет в изморозь трава
«Там Русский дух,
Там Русью пахнет», —
Какие славные слова!
Наш Пушкин там,
Где Русь — держава
И вечный гул великих лет:
Пирует Пётр,
Гремит Полтава
И льётся в душу вечный свет.
Ах, птица — тройка, —
Слышен Гоголь, —
Куда несёшься, Русь моя?
И крепнет верная дорога
По всем законам бытия.
С восторгом Пушкина читаю
Не слышу песни ветровой
Стихов серебряная стая,
Как стая птиц,
Над головой.