Выберите шрифт Arial Times New Roman
Интервал между буквами
(Кернинг): Стандартный Средний Большой
С самого раннего детства природа родного края, сельский труд закладывали в душе деревенского паренька первые поэтические чувства. И сам Леонид Мирошин скажет потом, что «лучшие строки стихов прорастали здесь». Одно из первых стихотворений опубликовал в навлинской районной газете «Колхозная стройка» в 1938 году, в год окончания средней школы.
Старший брат Леонида Михаил Андреевич Мирошин в то время работал председателем Навлинского райисполкома. С его лёгкой руки молодого грамотея утвердили в Орле, в управлении по охране государственных тайн в печати… цензором той самой районной газеты. Но дальнейшего продолжения эта карьера не имела – Леонида в сентябре 1939 года призвали в армию. Вскоре он стал курсантом только что открывшегося Орловского военно-политического училища (располагалось в Брянске).
После демобилизации в 1947 году Мирошин стал журналистом, работал редактором газеты «Брянский комсомолец», корреспондентом «Брянского рабочего», на радио и телевидении. Одно время планировал перебраться на жительство в Орёл, стать сотрудником «Орловской правды», но замыслы эти не осуществились.
Однажды летом далёкого теперь моего отрочества я прочла книгу «На темной ели звонкая свирель». Имя автора мне тогда ровным счётом ни о чём не сказало, но запомнилось: Яков Хелемский. Мысленно возвращаясь в течение жизни к этой книге, я иногда спрашивала себя, почему нигде не слышу фамилию писателя. Откуда мне было знать, что имя автора запавшей в душу книги-хроники свяжет в моей судьбе две родины: Псковский край (где я родилась) и Орловщину (где я родилась как писатель), а его стихи два поколения моих соотечественников слушают и исполняют чаще, чем произносят имя их создателя…
* * *
Дорога от края до края – пустая,
Деревня от края до края – пустая.
Вдали журавлей одинокая стая,
А я прохожу вдоль заросших сараев.
Ушли откровений весенняя власть
И гибкая сила июня.
Любить ли тебя иль всё же проклясть
В осенней глуши, моя юность?
Но я припадаю к тропе, не дыша.
Она – моя сила, она – моё бремя.
И током земли воспаряет душа.
Во мне – и пространство, и время.
Читать и дале не устану
Сказ про Людмилу и Руслана,
Про Киев — град
Далеких дней
Во славу Родины моей.
Без этой сказки сердце чахнет,
Как сохнет в изморозь трава
«Там Русский дух,
Там Русью пахнет», —
Какие славные слова!
Наш Пушкин там,
Где Русь — держава
И вечный гул великих лет:
Пирует Пётр,
Гремит Полтава
И льётся в душу вечный свет.
Ах, птица — тройка, —
Слышен Гоголь, —
Куда несёшься, Русь моя?
И крепнет верная дорога
По всем законам бытия.
С восторгом Пушкина читаю
Не слышу песни ветровой
Стихов серебряная стая,
Как стая птиц,
Над головой.
Далеко не каждый город России имеет такого летописца-исследователя с поэтической душой, как писатель Василий Михайлович Катанов. И если нет пока собранной в один том истории Орловщины, полновесной энциклопедии края, то уже никак нельзя ее представить без книг Василия Михайловича.
Он наш, орловский, из тех людей, которые с детства верны своему краю: «Есть на Орловщине селение с негромким именем – Фоминка, похожее на подкову, лежит оно на лугу за Окой и при каждой встрече обдаёт сердце жаром воспоминаний: там проходило детство, там пережил войну и оккупацию, оттуда ходил то в Альшанскую семилетку, то в Лавровскую десятилетку. Самое родное для меня место – Фоминка».
Много лет прошло с того дня, как в газете Орловского района было напечатано первое стихотворение Василия Катанова «Родина». Удивительна верность теме, и всё же шёл он к своей теме медленно, но верно. Жизненный и литературный путь писателя ещё ждёт своего вдумчивого исследователя
Люди, сосны и снег
Дымное солнце подняло свой горб над лиловым гребнем дальнего бора. И сразу смешались все краски: серые сугробы стали розоватыми, чёрные тени излились фиолетовым, еловые лапы приобрели бурый, коричневый оттенок, а к припорошенным шинелям убитых вплотную прильнул синий сумрак. В овражках, воронках он ещё был густым, но держался недолго и, голубея, таял и таял.
Беклемишев зажмурился: солнце ослепляло. Он отвернулся и открыл глаза. Прямо перед ним, поперёк накатанной, отблескивающей снежной дороги лежал могучий ствол, раскидавший по сторонам и под себя узловатые сучья.
Где-то, невидимый сейчас из-за упавшей сосны, лежал рубеж — узкие окопчики, выдолбленные в мёрзлой земле, оружие, обрывки амуниции, разбитые снарядные ящики и трупы тех, с кем ещё ночью — нет, даже на рассвете — Беклемишев отстреливался от набегавших автоматчиков, отбивался гранатами и кричал, исступлённо, не думая, что кричит.
Да, ещё тридцать-двадцать минут назад он, сержант Беклемишев, в последний раз поднял горстку своих людей — братьев Першиных-пулемётчиков, пэтээровца Кузина, стрелков Недругайло, Яснова и Агаджиева, санитара Бачейко и, вскинув автомат, повёл их к опушке навстречу широкой цепи немцев, не спеша двигавшейся со стороны узкой заснеженной ленты шоссе.
ПЕРВОЕ СЛОВО
П.Л. Проскурину
Светились по краешкам тучи,
Безлистый курчавился лес.
Нависшие снежные кручи
Стремились сорваться с небес.
О чём я старался не думать
И что позабыть я не мог?
Окутал невиданный сумрак
Прозрения русских дорог.
Быть может, беззвучно молилась,
В пути истомившись, душа…
Морозное солнце катилось,
Воздушные замки круша.
Вечерние тени густели,
Искрилась, снегами пыля,
Петля беспощадной метели…
Томилась в ознобе земля.
Кружилось всё сущее снова
Внутри векового кольца,
И самое первое слово
Рождалось по воле Творца.
* * *
Восходит день дымами в поднебесье,
в моей деревне, милой стороне.
Над нею журавли прощальной песней
медлительно проходят в синеве.
Их клик гортанный силу набирает,
когда селенье высветит вдали,
о прожитом за всех, за всех рыдают
над русской деревушкой журавли.
Моему душевному настрою, моим краеведческим разысканиям очень близки лиричные очерки замечательного русского писателя Николая Николаевича Старченко. Так сложилось, что и он, и я после университетской скамьи работали корреспондентами в газете «Орловская правда» (правда, с разницей в полтора десятка лет), а потому немало прошагали мы по просёлкам, немало повидали людей в тургеневских местах.
Наверное, в том и было предназначение этих непростых и нелёгких для нас дорог, чтобы рассказать о них читателю, и даже не тому читателю, что выписывал в те годы областную газету, а куда более широкой аудитории – и столичным жителям, и провинциальным, всем тем, кто любит матушку-Русь.
Он был типичный крестьянский сын. Казалось бы, сам Бог велел ему наследовать дело отцов и дедов, растить хлеб и обустраивать своё хозяйство, в крайнем случае, идти на заработки в крупные города. Но в России в минувшем столетии привычный ход вещей резко изменился. И вчерашнему землеробу предстояло стать редактором областной газеты, комиссаром партизанского отряда, руководителем района, издателем и даже одним из первых в Орле кинодокументалистов…
Иван Иванович Солдатов родился в селе Березичи (ныне Козельский район Калужской области) 7 августа 1909 года. В 1927 году вступил в комсомол, заведовал волостной избой-читальней, затем с 1930 года работал на шахте в Донбассе шахтёром, тогда же был избран депутатом горсовета в Сталино (ныне Донецк). В 1931 году вступил в ВКП(б). С 1932 года был в этом городе пропагандистом райкома комсомола. Служил в армии в 1932 – 1933 гг. артиллеристом.
ПРОЩАНИЕ С ЛЕТОМ
Лето русское, прости,
Что люблю я больше осень.
Мне по осени нести
Снежность зим и нежность вёсен.
Мне по осени гореть
Околдованно и долго,
Словно клёну на горе
За Окой или за Волгой.
Мне в прохладе золотой
Слушать шорохи и звуки…
Но куда же ты? Постой! –
Я протягиваю руки.
Слышишь, лето, погоди,
Не спеши по бездорожью.
Ночь немая впереди
Пахнет влагою и рожью.
По оврагам бродит жуть,
Дико прячется от солнца…
Хочешь, лето, провожу
Я тебя до горизонта?
Владимир Переверзев родился в Орле весной 1947 года на улице Пуховой. Его отец (родовые корни будущего поэта из курской Обояни) воевал танкистом на фронте – всего годом ранее он, инвалид Великой Отечественной войны, приехал в разрушенный Орёл, в домик на улице Пуховой рядом с громадной Смоленской соборной церковью, которую тогда же переоборудовали под хлебозавод, а вскоре и улицу переименовали в честь Маяковского.
Ему повезло со школой, в 26-й орловской были замечательные учителя, до и после Переверзева, а точнее, вместе с ним отсюда вышла плеяда замечательных людей – от актёров Фёдора Чеханкова и Елены Крайней до краеведов Владимира Власова и Валерия Ерёмина.
Переверзев был членом комитета комсомола школы, редактором стенгазеты, участвовал в создании школьного музея. Именно из тех лет – увлечение баскетболом, поэзией. Он очень любил Мандельштама, читал его наизусть. Когда уже в перестроечные годы собеседник понимающе кивал: «Да, конечно, Воронеж, филфак», Переверзев, словно извиняясь, произносил: «Нет, это ещё со школы, на уроках литературы…»